Норвежцы и финны: сравнительный анализ характеров (А. В. Павловская)
Один норвежский ученый уже много лет проводит эксперимент. Во время лекций, которые он читает в разных странах, он просит аудиторию выполнить одно простое задание: нарисовать карту Европы. В результате он является обладателем нескольких тысяч таких карт, ни одна из которых не похожа на другую, а все вместе на настоящую географическую Европу. Оказалось, что у каждого народа она, Европа, разная, своя, и даже ее очертания все воспринимают по-разному.
Ученого-норвежца, естественно, в значительной степени волновал вопрос, как европейцы воспринимают его родные края. Именно здесь разница оказалась особенно заметной. Если норвежские студенты рисовали огромный выступ, нависающей над весьма скромных размеров территорией, а Британские острова, например, и вообще частенько забывали, то остальные европейцы, тщательно вырисовывая государства континентальной Европы, порой, совсем опускали те земли, которые называются Скандинавский полуостров. Как не играющие большой роли в настоящей Европе.
Действительно, эти северные земли всегда стояли особняком, вне общего хода истории, и жили сами по себе. Заселенные, если верить археологическим находкам и наскальным рисункам еще 10 тысяч лет назад, они очень поздно появились на европейской сцене. Даже любопытные греки и любители чужих территорий римляне оставили лишь смутные заметки о каких-то северных землях, заселенных то ли дикими народами, у которых волосатые звериные ноги (чтобы как-то согреваться холодной зимой), то ли прекрасными светловолосыми людьми-эльфами, живущими в вечном празднике и радости.
В VIII веке, внезапно появившиеся в Европе викинги, привлекли пристальное внимание европейцев к скандинавскому региону. Первый удар около 790 года приняла Англия, и «Англосаксонская хроника» упоминает о первом появлении воинственных северян-язычников, разграбивших и разрушивших крупный монастырь на северо-востоке страны (викинги с большим удовольствием грабили монастыри — было, чем поживиться, и дело благое делали, с языческой точки зрения).
Три столетия викинги (они же норманны, они же варяги) — норвежские, датские и шведские воины — держали всю Европу в напряжении. Они появлялись в самых разных ее частях, расстояния были для них не помеха, наводя трепет на местных жителей. В Южной Италии до сих пор немногочисленная часть светловолосого и голубоглазого населения считает себя потомками древних скандинавов. В сердце Франции, на берегах Луары, в IX веке строятся подземные замки, с мощными оборонительными сооружениями, чтобы отражать возможное нападение северян. В далекой Византии сохранились следы пребывания там неугомонных воинов, так же как и в жаркой Испании, и в набиравшей мощь Руси. Словом, вся Европа вошла в активное взаимодействие с дотоле практически неизвестным народом.
Взаимодействие это, справедливости ради отметим, было не только в форме грабежей и разбоя, которые так красочно живописуют современные фильмы и романы: огромные голубоглазые дикари уничтожают все на своем пути, сохраняя жизнь только прекрасным девам, которые в них немедленно влюбляются без памяти. Кроме этого была и торговля, и колонизация. Были заселены Исландия, Гренландия и даже сделаны попытки продвинутся еще западнее — в Винландию, современную Америку. Многие государства начали свою новую жизнь с норманнских правителей — на Русь пришел Рюрик, Англию покорил Вильгельм Завоеватель. Интересно, как бы нарисовали карту Европу средневековые школьники, смогли бы они тогда проигнорировать существование энергичных северных соседей.
И вдруг, после трех веков активной политической деятельности, вновь — спячка, забвение, задворки Европы. Ну что, действительно, происходило в Норвегии или Финляндии или Исландии в XV, XVII или XVIII веках? Никто, кроме специалистов, точно не знает, да и знать там нечего: ловили рыбу, пасли оленей и тихо дремали, игнорируя основные европейские течения: не было здесь ни эпохи рыцарства, ни ренессанса, ни просвещения. Для России еще хоть как-то ощущалось скандинавское присутствие — соседи все-таки, а вся Европа благополучно забыла об их существовании.
А вот конец XX века преподнес новый сюрприз: эта «спящая северная красавица» вновь проснулась. После периодов зависимости и взаимного подчинения, когда власть над различными скандинавскими государствами периодически переходила то к Дании, то к Швеции, а то и к России, обретенная в конце второго тысячелетия независимость вдруг принесла неожиданные плоды благополучия. Выяснилось, что именно там, на далеком и незнакомом севере созрели самые удобные условия для жизни населения — и в политическом, и экономическом, и социальном плане. Раздираемые современными проблемами европейские государства с некоторой завистью стали поглядывать на своих дотоле незаметных соседей: и этнических проблем там не существует, все государства до крайности гомогенны, и перенаселения — места хватает, и самая совершенная социальная защита населения, и доходы на душу населения все растут. Конечно, это не значит, что нет проблем, они везде и всегда есть, но на фоне всеобщих трудностей и конфликтов Скандинавия выглядит неким оазисом благополучия.
Само понятие «Скандинавские страны» сегодня довольно запутанно — совершенно точно официально в него входят бывшие государства викингов — Швеция, Норвегия и Дания, объединенные общим историческим прошлым, единым праязыком и этнической близостью. Финляндия, чей язык, так же как и этнос, относится к совершенно другой группе, стоит особняком и даже путеводители по региону чаще всего называются «Скандинавия и Финляндия», чтобы читатели не ошиблись и не посчитали все это за единое целое. Существует еще объединение северных государств, включающее все вышеозначенные четыре составляющие плюс Исландию, Фарерские острова, Гренландию и Аландские острова в Ботническом заливе. Наконец, географически на скандинавском полуострове расположены три государства — Норвегия, Швеция и часть Финляндии.
Все эти составляющие находятся в непростом взаимодействии. С одной стороны, общая история и географическая близость рождают схожие проблемы и стимулируют активное сотрудничество. С другой, как часто бывает между близкими людьми, существуют и ревность, и критическое отношение друг к другу. В Финляндии популярен анекдот: На бутылках пива, отправляемых в Швецию, на донышке пишут — «Открывать с другой стороны!». Интересно, что точно такой анекдот существует в Швеции о норвежцах, а в Норвегии про финнов.
Все эти народы, объединенные условным названием скандинавы, и похожие, и очень разные. И характер у них у каждого свой, хотя в чем-то и напоминающий соседа. Попробуем понять, что объединяет и отличает, например, норвежцев и финнов. Почему именно их? Может быть потому, что они наиболее ярко воплощают одновременно контрасты и сходство «нордических» характеров. К тому же оба эти народа исторически граничат с Россией, а значит, не могут не интересовать русского человека.
Уже в отношениях с Россией проявляются первые особенности характеров двух северных народов. Норвегия и Финляндия — два северных соседа России, имеющие с ней общую границу (в советское время они же были единственными капиталистами, граничащими с Советским Союзом). Но на этом сходство заканчивается. Тесные связи с Норвегией относятся ко времени викингских походов, и чаще всего строились на взаимовыгодных условиях — велась совместная торговля, на Русь приглашались норвежские воины для укрепления военных сил страны.
Связала наши народы и романтическая история, вполне характерная для своего времени — первой половины XI века. Норвежец Харальд Суровый — бесстрашный воин, завоеватель, если верить сагам, несметных сокровищ, королевского титула и женских сердец, полюбил дочь Ярослава Мудрого Елизавету. Правда, некоторые неромантические исследователи утверждают, что любовь тут была вовсе не причем, а Харальд, в молодости ставший изгнанником и мечтавший получить норвежскую корону, принадлежавшую ему, как он считал, по праву, надеялся на вполне практичную помощь папы возлюбленной. Видимо, уж очень трудно представить влюбленным сурового викинга, хотя многочисленные саги и свидетельствуют о том, что пылкие чувства были не такой уж редкостью для древних норвежцев.
Как бы там ни было, Харальд сделал все, чтобы завоевать сердце возлюбленной (а заодно и собрать средства для будущей жизни и борьбы за трон). Он отправился в Константинополь, много воевал и еще больше грабил, оказался замешанным в византийские интриги и даже посидел из-за этого немного в тюрьме: так и неясно, виновата ли была политика или мужские достоинства Харальда, в норвежских источниках содержится намек на то, что суровый северный красавец приглянулся византийской императрице, которую он отверг.
После долгих странствий Харальд вернулся на Русь — уже человеком со средствами, жизненным опытом и достаточными силами для борьбы за власть в собственной стране. По дороге к любимой он сочинял стихи — висы радости, воспевая свое чувство и сгорая от нетерпения.
Конь скакал дубовый
Килем круг Сикилии,
Рыжая и ражая
Рысь морская рыскала.
Разве слизень ратный
Рад туда пробраться?
Мне от Нанны ниток
Несть из Руси вести.
Так пел суровый норвежец, спеша к своей возлюбленной (загадочное «Нанна ниток» — означает «девушка», а отвергнутая поэтом-воином «Сикилия» — Сицилия).
Ярослав, не случайно прозванный Мудрым, в этой новой ситуации посчитал возможным отдать свою дочь замуж за победителя. Так Елизавета стала Норвежской, так же как другие дочери Ярослава — Анна Французской, а Анастасия Венгерской. Харальд вскоре стал королем Норвегии (к слову сказать о мудрости — кроме моральной поддержки тесть ничем не помог своему зятю). История имеет печальный, и эпохальный в прямом смысле, конец. Позарившись на Британские острова, Харальд отправился их покорять и в 1066 году погиб в первом же сражении на английской земле, незадолго до эпохальной битвы при Гастингсе, отдавшей власть в Британии другому потомку викингов — Вильгельму Незаконнорожденному, ставшему Завоевателем. Поражение Харальда Сурового в Англии считается датой окончания викингских походов и началом забвения.
Одной из важных особенностей в отношениях между Россией и Норвегией можно считать мирное сосуществование на протяжении длительного времени. То есть проблемы, конечно, возникали, но до серьезных столкновений дело не доходило, и обычно они разрешались мирным путем. Александр Невский отправлял посольство в Норвегию для урегулирования вопроса о сборе дани с саамов, которых обирали и норвежцы, и русские. Вопрос был улажен без излишних проволочек, что, правда, не слишком отразилось на печальной участи саамов, просто двойная дань получила законное обоснование. Он же заключил в 1251 году первый официальный договор с Норвегией. Второй же договор — 1326 года закрепил уже реально сложившуюся сухопутную границу между государствами, фактически с тех пор и не менявшe. своих очертаний, и не нарушавшуюся никогда военными действиями.
После второй мировой войны, когда Норвегия стала членом НАТО, напряженные моменты время от времени возникали, сейчас пишут о сложностях 1968 года, но откровенных конфликтов все-таки удавалось избежать. Наконец мирное сосуществование в советское время двух государств с разными идеологическими системами на холодном острове Шпицберген, где бок о бок уживались норвежские и советские рабочие поселки (характерно, что в 1941 году с этого норвежского острова было эвакуировано 900 норвежцев и 2000 русских), говорит само за себя. Да и сейчас, худо-бедно, но почти половину населения острова составляют наши соотечественники.
Воинственные викинги и их потомки были вполне миролюбивыми соседями. И это миролюбие — важная часть характера норвежцев, которым до сих пор частенько вспоминают их завоевательное прошлое. Да, в глубине их души, возможно, и сохранилась некоторая доля воинственности, но она всегда была разумной и практичной. Пойти разграбить английский монастырь, насолить христианам, забрать сокровища, это — дело, а втягиваться в сложные отношения с непростым соседом-язычником (христианство пришло на Русь лишь немногим раньше Норвегии), это уже непростительная глупость, позволительная, может быть, шведам, но не норвежцам.
Когда и в какой форме началось общение русских с финнами определить невозможно. Переплетение на карте северной России славянских и финно-угорских названий свидетельствует о проживании наших народов бок о бок с незапамятных времен. Предоставим слово русскому историку В.О. Ключевскому, давшему описание первой, исторически достоверной, встречи русских и финнов: «Как они встретились и как одна сторона подействовала на другую? Вообще говоря, встреча эта имела мирный характер. Ни в письменных памятниках, ни в народных преданиях великороссов не уцелело воспоминаний об упорной и повсеместной борьбе пришельцев с туземцами. Самый характер финнов содействовал такому мирному сближению обеих сторон. Финны при первом своём появлении в европейской историографии отмечены были одной характеристической чертой — миролюбием, даже робостью, забитостью. Тацит в своей Германии говорит о финнах, что это удивительно дикое и бедное племя, не знающее ни домов, ни оружия. Иорнанд называет финнов самым кротким племенем из всех обитателей европейского Севера. То же впечатление мирного и уступчивого племени финны произвели и на русских».
Мирная встреча долгое время оставалась залогом довольно мирного сосуществования. Правда, финны вскоре попали под власть шведов, что не могло не раздражать русского соседа. Однако, неприязнь и враждебность проявлялись, скорее, по отношению к хозяевам-шведам, сделавшим из страны плацдарм для боевых действий с Россией, чем к зависимым от них финнам. Исторически финнов в России скорее жалели. Вспомним только пушкинские, как обычно емкие и запоминающиеся, определения: «печальный пасынок природы», «убогий чухонец», так писал он о финнах. Правда, мечтая о том, как слух о нем пройдет по «всей Руси великой», он называет финна сразу после гордого внука славян, что свидетельствует о некотором признании их места в истории России. А с 1809 года судьбы России и Финляндии переплелись так, что уж теснее и некуда.
Финляндия, на особых правах, вошла в состав российской империи, а русский император прибавил к своему титулу «великий князь княжества Финляндского». Это не было завоеванием, присоединение произошло согласно договору между Россией и Швецией, уступившей свои владения. Вопреки сложившемуся стереотипу отношения между русским и финским народами в этот имперский период были вполне дружественными, насколько они могут быть в подобной ситуации. Финский справочник даже пишет о «необыкновенном успехе» в первые 60 лет этого союза. Да и сейчас финны помнят, что, например, прекрасной библиотекой, собранной в Хельсинки, они обязаны русскому царю, приказавшему экземпляр каждого печатного издания, выходившего в России, отправлять туда в обязательном порядке. Благодаря чему в годы, когда Советский Союз был отгорожен от Запада железным занавесом, многие ученые приезжали именно в Финляндию для работы над «русскими» темами. Про застройку финской столицы и говорить не приходится — каждый русский человек, стоя на центральной площади, ощущал некое чувство единения с северным соседом, уж больно все родное и знакомое.
Идиллия, однако, не была вечной и история отношений между Россией и Финляндией омрачалась разного рода сложностями, включая восстания, террор и войны. Особенно «нехорошо получилось» в годы второй мировой войны, когда Финляндия была использована Гитлером как база для нападения на Советский Союз. Но и после этого отношения между странами сохранили свою близость, сосед есть сосед, хорошо англичанам или американцам критиковать коммунистическую идеологию, где они, а где эта идеология. Все хорошо помнят, что и в глухие годы, когда связи с Западом были весьма скудными, в нашей стране ели финский сыр и печенье, а финский сервелат на праздничном столе был показателем благосостояния советского гражданина. Союз Финляндии и России (также как и Советского Союза) можно назвать браком без любви — живут вместе, куда денешься, а любовь вещь вообще туманная, из области чувств. Мауно Койвисто, в разные годы бывший президентом и премьер-министром Финляндии в своей книге о России, довольно критически рассматривающей российскую историю, делает естественный вывод: «Жить с добрым соседом — это надежно. Доброму соседу мы также хотим быть добрым соседом». Такая вот закономерность.
Нередко пишут о существующих в финском обществе антирусских настроениях, мол, думают они о нас — дикари они и есть дикари, что с них взять. Действительно, в начале 1990-х годов, когда Финляндия решительно устремилась к светлому индустриальному будущему, а Россия столь же решительно распадалась на куски и теряла все, что только можно потерять, включая мировой престиж, в среде северных соседей наметилось презрительно-высокомерное отношение к бывшему колоссу. Финские коммунисты чувствовали себя обманутыми, а капиталисты — разочарованными. Да и кто нас особенно уважал в те годы? Но кризис был преодолен — финны не тот народ, который будет плевать в колодец, из которого успешно пьет. Оказалось, что большую и перманентно перестраивающуюся страну очень выгодно одевать, обувать, снабжать мебелью и бумагой, а главное кормить. Удивительно и уже даже непонятно, как мы могли обходится без финской овсянки, гречки, варенья, масла, молока — и это только из самого необходимого. Едешь мимо финских аккуратных и ухоженных полей и думаешь, вот они, русские завтраки произрастают, ну, слава богу, голодными не останемся.
В современной же России на кормильца теперь смотрят с большим уважением, вот тебе и «убогие чухонцы», что, оказывается со страной-то сделать можно, если как следует взяться и начать работать. А ведь тоже когда-то с нами вместе были… Показательны российские фильмы — всякие там «Особенности…» и другие, в которых русские неизменно идиоты-пьяницы, а финны являются носителями разума и света.
Развитие туризма добавляет чувства единения. Конечно, финны надеются привлечь и западных туристов на свои северные просторы и сейчас активно рекламируют и своего Санту Клауса, и лыжные прогулки, и катания на собачьих упряжках. Но, несмотря на заметное оживление в этой сфере, для европейского и американского туриста путешествие в Финляндию по-прежнему своего рода экстрим, экзотика, отдых для избранных (исключение составляют немцы, которые, как туристы, вездесущи и всеядны). Для русского же человека отдых на севере, да еще и в комфортных условиях, это всегда радость. Особенно это хорошо для тех, кто любит, чтобы было поменьше экзотики и побольше удобств. Финны это все прекрасно сознают и поспешно, и успешно, изучают русский язык, так что в гостинице на озере в глухом лесу с вами нередко могут заговорить на вашем родном, и почти узнаваемом, языке.
Подобная близость русского, норвежского и финского народов не была, однако, залогом достоверных знаний об их характерах. Нравы далеких итальянцев или манеры англичан интересовали россиян больше, чем особенности национального поведения ближайших соседей. Так, Карамзин, возвращаясь из своего знаменитого европейского путешествия, описал свои впечатления от норвежцев: «…нам встретились норвежские рыбаки. Капитан махнул им рукою — и через две минуты вся палуба покрылась у нас рыбою… Норвежцы, большие пьяницы, хотели сверх денег рому; пили его как воду, и в знак ласки хлопали нас по плечам». Сегодня представление о пьянстве ушло, осталась только рыба. Все, что рядовой российский гражданин знает о далеком норвежском народе, сводится к появившемуся в большом количестве на прилавках лососю.
Не намного дальше ушли и наши представления о финском характере. М.Е. Салтыков-Щедрин неожиданно довольно высоко оценив честность и работоспособность финнов, еще во второй половине XIX века писал, что «есть у финнов и способность к пьянству, хотя вина здесь совсем нет, за редким исключением корчемства, строго преследуемого. Но, дорвавшись до Петербурга, финн напивается до самозабвения, теряет деньги, лошадь, сбрую и возвращается домой гол как сокол». Все-таки как близка была нам всегда тема пьянства, как радовались мы, обнаружив эту слабость у других.
Сейчас часто пишут, что финны не так уж много и пьют, что они стали «европейцам» и в этом вопросе, потребляют умеренно хорошее вино и пиво, даже приводят в подтверждение статистические данные. Но для русского человека этот стереотип не только остается неизменным, но и находит подпитку в личном опыте общения. Многие еще помнят «пьяные туры» советской эпохи, когда, подобно щедринским персонажам, финны приезжали целыми автобусами на выходные в тогдашний Ленинград, селились в лучшие гостиницы и с удовольствием два дня беспробудно пьянствовали, наслаждаясь дешевой и доступной водкой. Вечером в воскресенье их штабелями грузили в автобус и отправляли домой. Множество легенд ходило вокруг этих туров, например, о том, как одного русского по ошибке загрузили вместе с финскими собутыльниками, и он, проспавшись, обнаружил себя в капиталистическом окружении без документов и денег. Да и сегодня, россияне, побывавшие в Финляндии в праздничные дни, с нескрываемым восхищением рассказывают о национальных финских традициях потребления водки.
Какие же они, наши далекие и близкие северные соседи? Разные исторические судьбы определили различие характеров. Хотя начать надо все-таки со сходства, определяющегося, прежде всего схожими географическими и климатическими условиями. Довольно значительные территории обеих стран (Норвегия — около 324 тыс. км2, Финляндия — 337 тыс. км2) достаточно редко заселены (в Норвегии живет около 4,3 млн. жителей, в Финляндии — 5, 12 млн., что составляет плотность населения примерно от 13 до 15 человек на один квадратный километр). Но при этом население стран очень этнически компактно и единообразно, в Финляндии живут в основном финны (93,6% населения), в Норвегии — норвежцы — 95%, а в остальные проценты входят, в основном, скандинавские же народы.
Обе страны расположены на севере европейского континента, причем часть территории обеих стран лежит за Полярным кругом, обе географически отрезаны от окружающего мира, Норвегия морями, Финляндия — морем и границей с Россией. И в той, и другой стране значительны перепады света и тьмы, в буквальном смысле: во многих регионах долгая полярная ночь сменяется после короткой весны прохладным летом, когда солнце вообще не заходит за горизонт. Правда, климат Норвегии значительно смягчен Гольфстримом, так что даже за Полярным кругом в разгар зимы температура чаще всего держится около нуля, по русским меркам, просто неприлично тепло, зато любителей мороза всегда порадует Финляндия, где на севере морозы под 50 градусов совсем не редкость.
Схожие условия породили и некоторые схожие черты характера. Например, отношение к природе и окружающей среде. И финны, и норвежцы с языческим уважением относятся к миру, в котором живут. Любовь и почтение, которые они испытывают к лесам, озерам, горам, холмам и морям, искренни и естественны для этих народов. Внимательное отношение к экологии тут совершенно не при чем, это для тех, кто воспринимает природу отстраненно, прагматически. Для скандинава же намусорить во время пикника, или без нужды сломать дерево, или загрязнить озеро, равносильно нанесению ущерба или увечья близкому члену семьи. А, может, даже хуже.
Не случайно, в скандинавских странах действует особое право — свободного прохода по любым землям, включая частную собственность. Вы можете не только свободно гулять по чужой земле, но и ставить на ней свою палатку, устраивать привалы, при условии, конечно, что вы не мешаете хозяевам, то есть не устроились прямо под окном их дома. В скандинавских странах землю нельзя забрать у людей, она принадлежит всем, даже если у нее есть частный собственник, а глубокое уважение к окружающей среде является гарантией того, что путешествующий будет бережно относится к ней.
Стремление сохранить и поддержать свою родную природу в первозданном виде стало причиной создания многочисленных заповедников, как в Норвегии, так и в Финляндии, и количество их неуклонно растет. Статус заповедника не позволяет использовать земли ни в каких коммерческих целях, вырубать деревья, осушать озера, словом, вмешиваться в их естественное состояние. В выходные дни в обеих странах толпы жителей устремляются на природу и самозабвенно сливаются с ней. В этих случаях не услышишь пьяных криков (нередко ассоциирующихся в нашем сознании с отдыхом «на пленэре»), все чинно шагают по специально проложенным тропинкам с таким видом, с каким в других странах люди ходят только в церковь. Впрочем, природа действительно храм, а не мастерская, для скандинава.
Окружающая среда не просто объект преклонения, с ней связана вся жизнь финнов и норвежцев. Первые, до того как стали производить мобильные телефоны «Nokia» и стали индустриальной державой, жили исключительно тем, что получали от природы — сельским хозяйством и оленеводством. И сегодня лес, поле и олени неплохо подкармливают финнов. Жизнь же норвежцев издавна была неразрывно связана с морем. Оно кормило, оно связывало воедино территорию, поскольку и по сей день морские перевозки играют огромную роль в жизни страны, оно было дорогой во внешний мир полный сокровищ и возможностей. Рыболовство на протяжении многих веков было основой норвежской экономики. А когда роль его стала падать в XX веке, море подарило норвежцам нефть. Природа в свою очередь дружит со скандинавскими народами.
Возможно именно жизнь в окружении суровой и величественной природы воспитала такую отличительную черту характера, сближающую финнов и норвежцев, как сдержанность и немногословность. Особенно знамениты этим финны. Заезжие профессора, читавшие лекции в финских университетах, жалуются на трудности, связанные с полным отсутствием каких-либо эмоций на лицах слушателей. Вы вдохновляетесь, шутите, увлекаетесь идеей, используете риторические приемы — результат один, гробовая тишина и застывшие лица. Лекция закончилась, и так же молча ваши студенты собирают вещи и выходят из аудитории. Многие обижаются, считают финских студентов глупыми и бесчувственными, а дело просто в традициях и особенностях характера, чем интереснее лекция, тем глубже и уважительнее молчание.
Связано это и с особым отношением к слову, которое характерно для скандинавских народов с древнейших времен. Одна из погребальных рунических надписей IX в. заканчивается угрозой: «А тот, кто испортит эти знаки, да будет отверженцем, погрязшим в извращениях, известным всем и каждому». Столь же велико было и значение устного слова. Когда-то, если верит сагам, при дворах норвежских королей находились особые люди — скальды, сочинявшие короткие, но выразительные стихи, называвшиеся висами. Искусство скальдов ценилось очень высоко, а за добрую вису давали столько же серебра и золота, сколько за выигранное сражение. Хорошая виса могла полностью уничтожить противника или, наоборот, возвысить униженного. Скальды не были придворными поэтами, они были, как ни странно, воинами, чье слово убивало врагов и поднимало на бой соратников. Не удивительно, что цена слова в Скандинавских странах столь высока, когда-то это понималось в буквальном смысле.
Сдержанность распространяется не только на поведение, но и на отношение к жизни. Частный эпизод из жизни русского путешественника хорошо иллюстрирует это общее положение. Однажды семейная пара из Москвы оказалась на далеком и прекрасном маленьком острове из группы Лофотен. Зеленые пейзажи, ослепительное море, уютные дома, рыба повсюду — словом, эдакая норвежская идиллия продолжалась до тех пор, пока муж внезапно не заболел. Пару дней он мучался от страшных болей, надеясь, что все само собой рассосется, пока, наконец, часам к четырем ночи (белой) не стало ясно, что без доктора не обойтись. Как часто бывает в критических ситуациях, кризис наступил в воскресный день. Несмотря на это доктор, приятно благоухающий утренним кофе, приехал довольно быстро и сообщил, что все это очень похоже на приступ аппендицита. «Вы, конечно, как хотите, — радостно сказал он, — но я бы советовал поехать в больницу». Никакой паники, никаких волнений, никакой машины с мигалками, словом, всех этих атрибутов-декораций, сопровождающих медицинских работников в других частях света, — не хотите, не надо, дело ваше, но лучше поехать.
Похожая ситуация повторилась и в сельской больнице, в которой, кстати сказать, ничто не напоминало о выходном дне. Все были на месте и даже работали. Сурового вида норвежка, придя в палату, строго посмотрела на супругу («Сейчас выгонит, я же без сменной обуви!») и через минуту, пробормотав что-то мрачно по-норвежски, поставила перед ней поднос с горячим обедом. И снова повсюду полное спокойствие — «похоже на аппендицит, хотя, конечно, бывают и ошибки». Глава семейства к этому моменту уже находился практически в бессознательном состоянии. В результате была сделана операция, очень сложная, так как аппендицит оказался гнойным, но все было сделано так, как в других местах удаляют молочный зуб — без паники, пафоса и помпы. «Как же нам теперь быть, — сетовала супруга-москвичка, — мы же здесь на машине, а я не умею водить». «Ну и что, — весело отреагировал норвежский хирург, стоя над разрезанным вдоль и поперек пациентом, — через дня три он вполне сможет сесть за руль». «А швы?» «Снимите сами, ничего сложного». Спокойствие и решительность, как будто на дворе не XXI век, а эпоха викингов и промыть раны, находящемуся в походе воину, это пара пустяков для его боевой спутницы.
«Горячие финские парни» проявляют себя и в особенностях национального автомобилевождения. Они могут ехать довольно быстро по своим прекрасным дорогам (которые являются вечным укором нам, россиянам, так как оказывается и в холодном климате бывает гладкий асфальт), но стоит только им догнать другой автомобиль, как они немедленно выстраиваются в линию и плетутся друг за другом, даже не пытаясь вырваться вперед. Поэтому характерными для финских дорог являются длинные цепочки автомобилей, плетущиеся много километров друг за другом в полном умиротворении. Хуже только норвежцы: они не разгоняются даже на свободной дороге. Американские путеводители обычно возмущаются: норвежцы просто зомби какие-то, плетутся совершенно спокойно за каким-нибудь грузовиком, не проявляя никаких признаков беспокойства.
Если финская сдержанность часто похожа на проявление недружелюбного отношения, что, как правило, обманчиво, то норвежская скорее свидетельствует о равнодушии, что может быть и правдой. Равнодушие, конечно, слово, имеющее негативный оттенок, но в норвежском равнодушии ничего негативного нет, просто тебе предоставляют право жить так, как ты хочешь (а вдруг ты решил умереть от аппендицита?) Поэтому если вы днем едете без включенных фар по Финляндии (а в Скандинавии фары должны гореть в любое время суток), то вам будет сигналить каждый проезжающий финн: непорядок, угроза любимым финнам. А вот в Норвегии никто не отреагирует — хочешь платить штраф, твое дело.
Финны знамениты среди европейцев своей честностью. Бытовой пример, подтверждающий это положение: в магазинах в овощном отделе покупатели сами взвешивают товар и клеят этикетки с ценой, и никто не придерживает весы пальчиком, хотя, казалось бы, это так просто. Кстати, это единственная страна, где действует подобная система доверия. А согласно итогам очередной международной комиссии по итогам 2002 года Финляндия представляет собой наименее коррумпированное общество в мире. Впрочем, это не значит, что, путешествуя по стране, вы можете полностью расслабиться и довериться местным жителям. Как с туриста — потенциальный источник дохода, с вас вполне могут попытаться вытянуть как можно больше денег, в том числе и не совсем честным путем. Хитрость финна — хитрость крестьянина, часто себе в ущерб.
А вот мнение М.Е. Салтыкова-Щедрина: «О честности финской составилась провербиальная репутация, но нынче и в ней стали сомневаться. По крайней мере, русских пионеров они обманывают охотно, а нередко даже и поворовывают. В петербургских процессах о воровствах слишком часто стали попадать финские имена — стало быть, способность есть. Защитники Финляндии (из русских же) удостоверяют, что финнов научили воровать проникшие сюда вместе с пионерами русские рабочие — но ведь клеветать на невинных легко!»
Сдержанность финского и норвежского характеров проявляется и в отношении к такой важной части человеческого существования как еда. Здесь нет культа вкусной или изысканной еды, как в романских странах, но нет и славянской страсти к застольным беседам, когда общение становится более важной составляющей приема пищи, чем сама пища, что выражается емкой фразой «А побазарить?» Нет здесь и традиции англосаксонских хороших манер, заменяющих в Англии хорошую еду. Здесь едят, чтобы насытится, прагматично и конкретно. Русская жена финского мужа в недавно опубликованной в одном интернет-журнале статье жаловалась, что ее прекрасный во всех остальных отношениях муж все время перехватывает на бегу и вообще не понимает, как это можно всей семьей торжественно усаживаться за обед или ужин.
Единственное исключение — мороженое. Его эти северные народы любят до такой степени, что, уехав в глухую деревню далеко за Полярный круг, вы порой можете твердо рассчитывать только на это лакомство. Его непременно будут продавать в какой-нибудь палатке, а маленькие грузовички, с нарисованным на них огромным мороженным, неутомимо пробиваются сквозь пургу и шторм в самые удаленные уголки обеих стран.
Наконец, еще одной чертой, сближающей эти два северных народа можно считать независимое положение женщины. Исторически проблема равенства полов не слишком волновала эти народы, поскольку оно в значительной степени реально существовало. Жены древних викингов обладали завидной долей экономической свободы, сами распоряжались своим имуществом и активно участвовали во всех делах. Замечательная ситуация описана в сагах. Норвежский король Харальд, знаменитый и почитаемый объединитель Норвегии, как-то приглядел себе девушку, которую решил сделать своей наложницей. Очень она ему понравилась, так как были красивая и гордая. Как положено, он отправил к ней гонцов с радостной вестью. А она неожиданно заупрямилась и сказала, что не хочет тратить свое девство на короля, владения которого всего ничего. « — И мне удивительно, — сказала она, — что не находится такого конунга, который захотел бы стать единовластным правителем Норвегии…».
Гонцы разволновались от такой резкости и заносчивости и аккуратно доложили конунгу-королю, что девушка дерзка и вообще недостойна такого великого человека как он. Но король был другого мнения и задумался, видимо, впервые в жизни. « — Мне кажется теперь удивительным, как это мне раньше не приходило в голову то, о чем она мне напомнила, — сказал он. — Я даю обет и призываю в свидетели бога, который меня создал и всем правит, что я не буду ни стричь, ни чесать волос, пока не завладею всей Норвегией с налогами, податями и властью над ней, а в противном случае умру». Так Норвегия была объединена под властью одного короля. А ведь все женский ум, королю бы самому, похоже, и в голову бы такое не пришло. Он действительно не стригся и получил прозвище «Косматый», а потом, после объединения, причесался и стал «Прекрасноволосый» — великий король Норвегии. А девушка все-таки стала его наложницей.
Сегодня женщины спокойно занимают руководящие посты в этих государствах, в Финляндии даже высшие. Их можно найти в самых различных сферах деятельности, даже в большом бизнесе, где традиционно это редкость. Видимо из-за всего этого у финских и норвежских женщин совершенно отсутствует комплекс ущемленности в правах. Они рожают и кормят детей, не ощущая себя из-за этого неполноценными и кому-то неравными. А отцы-скандинавы с удовольствием играют со своими детьми, не для того, чтобы придать своей супруге равный статус, а просто потому, что им это приятно.
Сдержанные, молчаливые, суровые… и все-таки они улыбаются. Здесь нет англосаксонской страсти к формальным и светским улыбкам, вам не улыбнутся просто так в магазине, на автобусной остановке, в лифте. В этих странах улыбаются редко и по очень важным поводам. Финны широко, раскрепощенно и искренне улыбаются в двух ситуациях. Во-первых, зимой на лыжне. В глухой далекой Лапландии и в популярных курортных южных районах стайки оживленных бабок, несущихся на огромной скорости, непременно одарят вас лучезарной улыбкой, которую они просто не в силах сдержать, потому что счастье их полно и бесконечно. Вторая ситуация знакома каждому россиянину — это финская сауна. Здесь финны становятся не только улыбчивыми и оживленными, но даже и словоохотливыми. В общественных саунах стоит непривычный для этой страны говор, обсуждаются какие-то важные проблемы, крошечные дети, одни (!), без родителей, с деловым видом заходят в это жаркое помещение и решительно поддают парку из стоящей там шайки. Праздник души, да и только.
С норвежцами сложнее. Видимо широко и свободно они улыбаются только когда уплывают в море. Но поскольку там их никто из людей не видит, то и судить об этом трудно, можно только догадываться.
При всех этих схожих чертах, в характерах этих двух народов существуют и важные отличия. Одним из важнейших является отношение к Европе, миру и самим себе. Для норвежца его мир — это его страна. Здесь ему хватает всего: у него есть славное (хотя и давнее) боевое прошлое, викингская тема — одна из любимых в местных сувенирах, видимо, чтобы туристы не забывали, с кем имеют дело. У него есть мощная экономическая подпитка в виде нефти. У него есть свой король, не вызывающий таких волнений и комплексов как, например, монарх в Англии, а просто хороший свой парень, тоже лыжник и мореплаватель. Наконец, чтобы было с кем пообщаться в трудную минуту, норвежец создал мир троллей и великанов, в которых почти искренне верит до сих пор. Словом, что еще надо, чтобы встретить старость?
Поэтому норвежцы последовательно пытаются избежать каких бы то ни было объединений с остальной Европой. Жизнь, конечно, диктует свои условия и все время приходится идти на уступки, включаясь то в НАТО, то в Европейское экономическое пространство, то в Шенген. И все-таки уже дважды на референдумах норвежцы отклоняли идею о вступлении в Евросоюз. А уж что касается единой европейской валюты, то надо только слышать то презрение, с которым юная девушка в сувенирном магазинчике на севере страны отзывается на просьбу перевести кроны в евро, для того, чтобы бедный путешественник мог понять дорого ли стоят ее сувениры (ответ — всегда дорого и очень). «Это не наши деньги, мы ничего об этом не знаем», в крайнем случае, вам в конце концов переведут сумму в доллары. Конечно, на юге страны, в космополитичном Осло, особенно в кругу деловых людей, на такое отношение смотрят как на анахронизм, считая необходимым и неизбежным объединение с Европой. Но пока что норвежцы сопротивляются и развешивают свои национальные флаги около каждого дома в знак патриотизма и приверженности идеалам своей страны.
Другое дело — финны. Только недавно оказавшиеся полноправными участниками европейской игры, они очень хотят, чтобы их замечали, уважали или хотя бы отдавали им должное. Они и в Европейский союз вступили, и в Шенген, и евро сразу ввели (и не очень переживают по этому поводу). В последние годы финские ученые даже создали новую теорию, доказывающую на основе анализа финских генов, что они только на четверть какие-то там неизвестные угро-финны, пришедшие из-за Урала, а на три четвертых они западноевропейцы. Некоторые пошли еще дальше и выдвинули идею о том, что именно их язык и был самым древним языком Европы. Европейские ученые, конечно, сразу с жаром накинулись на все эти умозаключения, кому это хочется, чтобы его праязыком был неудобоваримый финский, словом, завязалась дискуссия, которой пока конца не видно.
Не имея в характере склонности лелеять свое историческое прошлое (да и нечего там особо лелеять), финны устремлены в будущее и не будут сентиментально плакать, например, об ушедшей национальной валюте — марке. Справедливости ради, отметим, что весь этот интерес и внимание к мнению иностранцев о себе скорее отличает государственную политику страны, чем мнение рядовых людей. Для многих из них — где она, эта Европа, а где они.
Жизнь полна парадоксов: самодостаточные и независимые от европейского мнения норвежцы нередко покидают свою страну и уезжают работать в другие страны, в то время как ориентированные на Европу финны — по большей части большие домоседы и комфортно чувствуют себя только в родном окружении. Кстати, и те, и другие неплохо владеют иностранными языками и вполне дружелюбно относятся к туристам, в том числе и к русским.
В последние годы обе страны заметно продвинулись вперед в вопросах благосостояния своего населения. И здесь мы вновь сталкиваемся с совершенно различным отношением к жизни, определяющим особенности национального характера. Год от года финские дома хорошеют и украшаются. Вошли в моду цветы на клумбе у дома, появляются дополнительные постройки, кроме знаменитой и неизбежной сауны — домики для детей, мало функциональные беседки, различные украшения. Кроме этого все больше становится новых современных домов, а сами они растут в размерах. Согласно странной финской традиции каждый небольшой городок имеет, по крайней мере, два, а то и больше, огромных продовольственных супермаркета, наполненных одними и теми же продуктами. Сами магазины — завалены товарами, даже в глуши Лапландии, где число жителей заметно уступает численности оленей, выбор огромен и разнообразен. Финн, дорвавшийся до благополучия, получает удовольствие от изобилия, в котором живет. Всего должно быть много, все должно быть самое новое, современное. Старое переоборудуется и обновляется, новое растет как на дрожжах.
Соседняя Норвегия, страна более богатая, чем Финляндия, представляет собой совершенно иную картину. Одинокий магазинчик в городке будет иметь запас только самого необходимого (в первую очередь, конечно, мороженое). Зачем двадцать сортов майонеза, если реально нужен только один? Туристические кемпинги, которые в Финляндии полностью обновлены и блещут новейшей сантехникой, здесь представляют собой маленькие сарайчики, в которых одни удобства на всех. Внешний блеск и изобилие не нужны норвежцам. Возможно, дело в старой традиции, считавшей, что золото и серебро нужны только для другой жизни, поэтому старые викинги нередко прятали свои сокровища, да так, что никто не мог потом их найти, как ни пытался. Таким образом, согласно поверию, они обеспечивали себе неплохую вечную жизнь. А в этой, бренной, жизни блеск и мишура их мало интересовали.
На прощанье, эпизод из личной практики, демонстрирующий различие характеров двух соседних народов. Прекрасная и надежная отечественная машина, на которой мы совершали путешествие по Скандинавии, первый раз встала насмерть под небольшим городком в Лапландии. Был, естественно, выходной, все было закрыто, но девушка на заправке позвонила своему родственнику-механику, который тут же приехал вместе с разряженной женой (они как раз собирались в гости), и сообщил, что у нас проблема с генератором. Его нужно заменить. Несколько часов мы объезжали с ним мастерские и магазины, которые, порой, по его звонку открывали специально для нас. Было много деталей для русских автомобилей, но нигде не оказалось генератора конкретно от нашей модели. Грустно вздохнув на прощание, жена уже давно пилила нашего незадачливого механика, что пора в гости, он посоветовал нам дождаться понедельника, когда они смогут заказать деталь от нашей модели у партнеров в России.
Машина каким-то чудом завелась и поехала, и мы на некоторое время забыли о своих проблемах, пока в один не очень приятный день она совершенно насмерть встала в глубоком и темном норвежском тоннеле. Реанимировать ее не было никакой возможности, она просто умерла. Проезжавшие мимо нас норвежцы, остановились и вызвали какую-то службу (хотите верьте, хотите нет, но это тоже было воскресенье). Через несколько минут приехал спаситель-герой, на огромной машине с яркой надписью «Викинг», со всем необходимым для нашего спасения, то есть эвакуации. Совершенно измученные и несчастные, в предчувствии долго сидения в ожидании заказа из России, мы были удивлены, когда наш герой сказал, что все будет готово на следующий день. «У вас что, есть генератор от нашей модели?» «А зачем, — удивился в свою очередь «викинг», — а фирма «Bosch» вас не устроит? Сюда совершенно необязательно ставить свой». Такие вот они разные, скандинавы…
Русский
English
