Национальный характер американцев (А. В. Павловская)
Высокомерное отношение к американцам всегда было признаком хорошего тона в европейских странах. Соединенные штаты как государственное образование в разные исторические периоды оценивались по-разному: когда с сочувствием, когда с негодованием, когда с восхищением, когда со страхом. Но характер жителей этой страны вызывал однозначное неприятие. Чрезмерная деловитость, жадность, эгоизм, сочетающиеся с невежественностью, грубостью, бездуховностью и отсутствием хороших манер — такие черты испокон веков приписываются американцам. На этом фоне странной, если не сказать парадоксальной, выглядит все более очевидная и повсеместная американизация всего мира. Европейский обыватель, презрительно косящийся на шумную и пеструю толпу американских туристов, скорее всего, одет в американские джинсы, только что вышел с детьми из МакДональдса, слушает в автомобиле американскую музыку, а вечером, попивая кока-колу, купленную в супермаркете, будет смотреть американский боевик по телевизору. Еще несколько лет назад англичане с негодованием отзывались о знаменитой американской фразе «Have a nice day!», что можно дословно передать как «пусть ваш день будет приятным!», но только тоном приказа «Я кому сказал!», считая ее выражением некоторого насилия над личностью, а если я не хочу, чтобы он был приятным или не могу? Сегодня фраза успешно прижилась в английской повседневной жизни, а для многих продавцов магазинов стала автоматической. Американский идеал бесплотной красоты заставил многих европейских девочек отказаться от сладкого, а культ силы отправил мальчиков накачивать мышцы в спортзалах.
Американский социолог Э. Холл, анализируя ситуацию, с грустью писал: «Хотя американцы истратили миллиарды долларов на оказание помощи иностранным государствам, они не сумели добиться любви и уважения к себе за пределами своей страны. Во многих странах американцев не любят от всего сердца; в других — их стоически терпят». В конце концов он пришел к выводу, что «…. враждебность иностранцев в значительной степени вызвана тем, как ведут себя американцы», воспринимающие всех окружающих как «недоразвитых американцев».
Многочисленные европейские путешественники рисовали жизнь далекой страны не самыми розовыми красками. Надо помнить, что населяли ее люди, покинувшие Европу, строившие свою жизнь по иным, новым принципам, что не могло не вызывать неприятного чувства у посетителей, они не скупились на яркие картины нового быта и новых нравов, царивших в молодой республике. «Американцы решительно не склонны к юмору, — писал английский писатель Чарльз Диккенс, — и у меня создалось впечатление, что они от природы мрачны и угрюмы. ... Когда я ездил по стране, когда попадал в места, удаленные от больших городов, меня положительно угнетала ... преобладающая там серьезность и унылая деловитость; эта атмосфера была настолько повсеместной и неизменной, что мне казалось, будто в каждом новом городе я встречаю тех же людей, которых оставил в предыдущем. Мне думается, те недостатки, которыми отмечены национальные нравы, следует в значительной мере отнести за счет этой атмосферы; это она породила тупую угрюмую приверженность ко всему грубо материальному и привела к тому, что все прелести жизни отбрасываются, как не стоящие внимания».
Одним из самых внимательных наблюдателей американской жизни XIX века стал молодой французский аристократ Алексис де Токвиль, классический труд которого «Демократия в Америке» и сегодня читается как увлекательный роман. Оценки, данные им американскому характеру, не столь однозначны как у большинства других европейцев. «Американцы живут в стране чудес, — писал де Токвиль, — все вокруг них находится в постоянном движении, и они воспринимают это движение как прогресс. Для них обновление обозначает совершенствование. Они не видят никаких природных границ человеческой деятельности… Новый Свет — это счастливый край, пороки людей там почти так же полезны обществу, как добродетели!» Французский путешественник пришел к пророческому выводу, увидев в 1831 году далекое будущее: «В настоящее время в мире существуют два великих народа, которые, несмотря на все свои различия, движутся… к единой цели. Это русские и англоамериканцы. … У них разные истоки и разные пути, но очень возможно, что Провидение втайне уготовило каждой из них стать хозяйкой половины мира».
Какие же они, эти загадочные американцы, если попытаться взглянуть на них без голливудского лоска, но и без европейского снобизма?
Соединенные штаты по праву могут считаться одним из самых грандиозных экспериментов в истории человечества, по которому были взяты представители самых разных национальностей, этнических групп и даже рас, помещены вместе на огромной территории, отрезанной от окружающего мира, и в результате в довольно короткие сроки появилась новая общность, со своими вполне определенными традициями, нравами, ценностями, манерой поведения, восприятием мира, словом всем тем, что называется национальным характером. Американские семьи бережно хранят память о своих истоках. Биография любого американца неизбежно начинается с указания на его происхождение — «из семьи ирландских переселенцев», «сын итальянских эмигрантов», «предки приехали в Америку из Восточной Европы». Сегодня модно составлять генеалогические древа, гордиться смешением различных национальных элементов в семье. Есть даже своеобразная американская аристократия, ведущая отсчет от первых колонистов. Но это все скорее дань моде, своеобразное хобби, не более, единство различных составляющих этой пестрой толпы не вызывает сомнения. Сильны скорее региональные различия — между севером и югом, западным и восточным побережьем, чем между различными составляющими американской нации. В начале XX века в язык вошло и стало крайне популярным выражение «плавильный котел» (melting pot), в котором с помощью божественного огня все различные народы, попав в Соединенные штаты, переплавляются в единое целое. Сегодня, правда, эта мысль менее популярна, американцы предпочитают говорить о себе как о «миске салата» (salad bowl), в которой пестро перемешаны разные культуры, но выражение прижилось меньше, да и вкус-то все равно один.
Еще в 1824 году один забытый ныне общественный деятель молодой республики в своей приветственной речи в Гарвардском университете провозгласил: «В Европе разобщенность народов начинается с различия языков и завершается различием рас, институтов и национальных предубеждений… В то же время все обширные территории, входящие в состав нашей республики, объединены не только одним языком, но и одним национальным правительством, в основном одними и теми же законами и обычаями, общими корнями. Человечеству здесь предоставлена возможность единения, о котором едва ли когда-нибудь до этого было известно на земле». И это в то время, когда американцев и не признавали за единую нацию, считая их просто скопищем европейцев-неудачников.
Американская система ценностей изначально строилась в сильном взаимодействии с европейской. Отношение американцев к Европе является ключом к пониманию многих особенностей их натуры. Отношение это представляет собой причудливую смесь «любви-ненависти»: отторжения и зависимости, откровенного презрения и скрытой оглядки. С одной стороны, в Европе оставались истоки, корни, и это никогда не забывалось. Влечение к первоистокам, своего рода зов предков, не исчезали даже через несколько поколений, ощущались людьми, родившимися и выросшими в Америке. С другой стороны, дети, покинувшие свою мать, по доброй или недоброй воле, часто таили в душе горькую обиду. Те, кто были вынуждены уехать, не могли простить насилия. Те, кто добровольно покинули родину, сделали это не найдя там покоя, счастья или достатка. И в том, и в другом случае возникало своего рода отторжение от прошлого мира, рождавшее неприятие и протест. Доказать свое превосходство и независимость, догнать и перегнать ведущие европейские державы по экономическим, военным, социальным показателям, стало важнейшей целью американского государства. Крупная нью-йоркская газета писала в 1863 году, в разгар гражданской войны, «Нам не нужна симпатия России, симпатия Франции, симпатия Англии, симпатия любого европейского правительства… Демонстрация нашей огромной военной и военно-морской силы, наши природные запасы, которым нет равных, и наше национальное единство, заставят мир уважать и бояться нас». Звучит вполне современно.
Противоречивым было и отношение к европейской цивилизации. Европа для американца всегда была средоточием культуры, искусства, тонкого вкуса, исторических традиций и высокой духовности, недостаток всего этого очень остро ощущался в американском обществе. Но была здесь и оборотная сторона: традиции часто ассоциировались с консервативностью, аристократизм с косностью, культура и искусство со вчерашним прожитым днем, который закончился и никогда не повториться. Подобное отношение позволяло смотреть на недостатки своего мира под совершенно новым углом зрения: да, не хватает достоинств европейской культуры, зато нет и недостатков европейского общества. Нет устоявшихся традиций, зато есть демократизм, нет древних памятников, зато есть будущее, нет изысканных манер, зато есть прямодушие и энергия.
Неоднозначным было и то влияние, которое Европа оказывала на восприятие американцами окружающего мира. С одной стороны, оно было значительным и всеобъемлющим. Европа была основным мерилом ценностей. Определяя место того или иного явления в общей картине мира, американец невольно оглядывался на европейский образец. Внутренняя зависимость — моральная, нравственная, духовная — здесь была очевидна. Одновременно с этим сосуществовало и прямо противоположное чувство, схожее с детским духом противоречия. Процесс национального самоопределения американского народа был неразрывно связан с процессом самоотторжения от европейских корней. Идея об уникальности, особом предназначении Америки, manifest destiny («предначертание судьбы»), «американская мечта», все эти концепции и доктрины родились, в первую очередь, в сравнении, а точнее противопоставлении Европе. Уже в нашем столетии появился ряд работ, посвященных анализу отношения американцев к Европе. Подчеркивая многоплановость и неоднозначность этих отношений один из исследователей писал: «Европа всегда была для нас суровым отцом и доброй матерью, грозным врагом и храбрым союзником, хорошим учителем и непослушным учеником, постоянным побудителем и постоянным раздражителем». И далее «Америка стала уникальной и великой именно потому, что была анти-Европой, Европа — эстетически привлекательной потому, что была анти-Америкой». Известный американский ученый Д. Бурстин определял эти отношения следующим образом: «До сих пор, когда мы начинаем говорить об уникальности Америки, мы почти всегда заканчиваем сравнением нас с Европой ... В Соединенных Штатах примерно до начала нынешнего века понятия «американский» и «европейский» в меньшей степени использовались как конкретно географические термины, чем как логические антитезы».
Противостояние Америки и Европы ярко проявилось в знаменитом европейском плавании парохода «Квакер-Сити» с группой американских туристов на борту в 1867 году, ставшее знаменитым благодаря блистательным газетным статьям, собранным позже в отдельную книгу «Простаки за границей или путь новых паломников», написанным одним из участников путешествия молодым и еще не знаменитым Марком Твеном. Поездка эта стала своеобразной квинтэссенцией американского отношения к Европе.
«Новые паломники» с присущей новому поколению американцев энергией и практицизмом открывали для себя «старушку» Европу. Твен не скупился на язвительные замечания в адрес своих соотечественников, вместе с тем отмечая искренность и естественников «простаков», к числу которых он причисляет и себя. Активное неприятие вызывало у него лицемерие псевдо-ценителей искусства, которыми, по его мнению, была наполнена Европа. Вот реакция американского «простака» на «Тайную вечерю» Леонардо: «Сюда со всех концов света съезжаются люди и прославляют этот шедевр. Они стоят как зачарованные, затаив дыхание, раскрыв рот, а если и говорят, то только отрывистыми фразами, преисполненными восторга:
— Ах, чудесно!
— Какая экспрессия!
— Какая красота композиции!
— Какое благородство!
— Какая безупречность рисунка!
— Какие несравненные краски!
— Какая глубина!
— Какая тонкость мазка!
— Какое величие замысла!
— Сверхъестественно! Сверхъестественно!
А я завидую этим людям; я завидую их чистосердечным восторгам — если они чистосердечны, их восхищению — если они испытывают восхищение. Я не питаю к ним вражды. Но тем не менее я никак не могу избавиться от одной мысли: как они видят то, чего не видно? Что бы вы подумали о человеке, который, посмотрев на какую-нибудь дряхлую, беззубую, подслеповатую, рябую Клеопатру, сказал бы: «Какая несравненная красота! Какая душа! Какое чувство!»? ... Что бы вы подумали о человеке, который, в экстазе уставившись на унылую вырубку, сказал бы: «Ах, какой чудесный лес!»? Вот так, с юношеским революционным задором низвергателя святынь, расправлялся Твен и с дряхлеющей Европой и со своими соотечественниками, «творящими» себе из нее кумира.
Совершенно по-другому описываются итальянские железные дороги, вызвавшие восхищение писателя: «Все это прельщает меня гораздо больше, чем сотни итальянских галерей, хранящих бесценные сокровища искусства, потому что в первых я разбираюсь, а для того чтобы по достоинству оценить вторые, я недостаточно компетентен». Можно быть уверенным, что не один отец семейства с сочувствием вздохнул над этой фразой, вспомнив бесконечные вереницы музеев, оставившие его усталым, но равнодушным. Пусть с заносчивым максимализмом, но Твен отчетливо показал, что отдавая дань моде, рядовой американец терял свою искренность, простоту. Технический прогресс, промышленные нововведения, устройство железных дорог интересовали его соплеменников на данном этапе больше, чем все художественные шедевры мира, к восприятию которых они в тот момент были совершенно не подготовлены. Интересно с этой точки зрения название книги «Innocents Abroad», в котором слово «innocents» традиционно переводится как «простаки», однако имеет также значение «невинный», «чистый», «наивный».
Американский характер складывался под воздействием множества факторов, и чтобы понять его надо прежде всего обратиться к истории. Правда, сами американцы свою историю не признают. Большинство американцев, с легкой снисходительной усмешкой, скажет вам, что «истории у нас нет», что звучит странно для страны, заселенной еще в начале XVII века и получившей независимость уже в конце XVIII века. Дело в том, что история американцам просто не нужна, а значит и неинтересна. Американцы устремлены в будущее, их не интересует, что было, для них важно, что будет. «Совершенно новый мир» — такой представлялась далекая страна стремившимся в нее переселенцам. Большинство приезжало туда в поисках лучшей доли, для того, чтобы начать все с самого начала, чтобы тот, кто был никем, стал всем, а значит только будущее имело значение. Может быть именно поэтому в Америке так сильно поклонение всему новому. Для того, чтобы продать что-то успешно, достаточно приклеить ярлык «новинка» — успех обеспечен. Кампания всегда отдаст предпочтение молодому, пусть неопытному, кадру перед старым. Никто так свято не верит в новые медицинские средства, как американцы, именно оттуда, как правило, начинают свой путь все модные лекарства.
Интересно, что не признавая историю, американцы крайне бережно относятся к своим историческим памятникам. Не только все старинные (по американским масштабам, итальянцы бы только презрительно усмехнулись на эту «античность» XVII века) здания содержатся в чистоте и порядке, созданы целые исторические зоны, размах которых потрясает. Так, город Уильямсбург, в штате Виржиния, рядом с которым было основано первое постоянное поселение, превращен целиком в памятник эпохи. Вся центральная часть его отреставрирована в стиле XVII века, и турист попадает в атмосферу того времени. Все открыто и живет своей жизнью — магазины работают, аптека продает старинные лекарства (во всяком случае, упаковки выглядят вполне старинно), в булочной пекут хлеб, в кондитерской делают сладости, все одеты в костюмы и даже говорят на старый манер. На городской площади время от времени кого-нибудь казнят, да так натурально, что радуешься, встретив потом «казненного» в соседнем баре. Солидный «дворецкий» местного «губернатора» вечером за пинтой эля рассказывает счастливым туристам, что и сам не понимает уже, где реальность, а где история. И таких мест по стране много. Конечно, коммерция и здесь не забыта, гостиницы стоят дорого (можно выбрать век, в котором ты хочешь жить), а недостатка в желающих нет, но ведь можно было открыть еще пару МакДональдсов и заработать те же деньги, не прилагая столько усилий.
Американцы нередко хранят давние традиции, забытые в Европе и вернувшиеся туда вновь из-за океана. Например, мелодичные рождественские песенки, которые очень популярны в Соединенных штатах: под Рождество их поют везде, в магазинах, церквях, на улицах, по радио, телевизору, на рок концертах и в детских садах. В Европе же их помнят в основном только в Англии, да и то больше по далекому детству. Знаменитый День Святого Патрика, ставший популярным даже в России, никогда не праздновался в Ирландии с таким размахом как за океаном. Многочисленные традиции, как, например, красочное шествие, костюмы, прически, смешные шляпы, все это вернулось в Европу уже в американизированном варианте.
Масштаб и размах свойственны американцам. У них все должно быть самым-самым, на меньшее они не согласны. Их чувства, речь, эмоции все чуть-чуть преувеличено. Реклама таблеток от простуды, сделанная в Англии, показывает больного, которому явно стало лучше — нет красного носа, появилась улыбка и желание выпить чай. Герой американской рекламы непременно после приема средства сбросит халат и закончит день на спортивной площадке. Восторженные возгласы американских туристов уже много лет действуют на нервы населению различных стран мира. При этом им надо показывать только все самое — самую старую церковь, самую большую картину, самый громкий колокол, самый дорогой дворец. Американцы также высмеивают эту свою черту: герои одного популярного фильма во время поездки по стране посетили «самый большой моток бечевки» и «самую большую непригорающую сковородку».
Люди приезжали в Америку для того, чтобы быть счастливыми, поэтому оптимизм стал неотъемлемой частью американского образа жизни. Чтобы не происходило в твоей жизни, все хорошо, иначе и быть не может. «Don’t worry, be happy» («не волнуйся, будь счастлив»), уговаривают рядового американца с экрана телевизора. Знаменитая американская форма приветствия, столь обижающая чувствительных русских, звучит как пароль и отзыв: «Как дела?», ответ должен быть непременно «Все хорошо», и никак иначе. Рассказывают, что Галина Волчек провела своеобразный эксперимент и на вопрос «Как дела?», поспешно ответила: «А у меня муж утонул!», ответом ей была лучезарная улыбка «О, прекрасно!» В 1930-е годы, в трудный для американских граждан период депрессии, Дейл Карнеги разработал свою формулу американского успеха, одним из главных составляющих которого была — улыбка. «Улыбайтесь — это самый простой путь произвести хорошее впечатление» — убеждал американцев Карнеги, и весьма успешно, судя по числу его последователей. Американская улыбка — один из символов американской жизни. Неудачникам, страдальцам, людям разочарованным и несчастным нет места в прекрасной новой жизни.
Новый мир породил новых героев. Кумирами американцев становились государственные и политические деятели, бизнесмены и карточные шулеры, жулики и ковбои, охотники и грабители, объединяло их главное — они были победителями, им сопутствовала удача, они добились в жизни успеха.
Установка на успех, характерная для американского общества, породила интересный тип героя: нескладного, смешного, совершающего промахи, вызывающего улыбку, но всегда побеждающего в конце, эдакий аналог русского Иванушки-дурачка. Не каждый в реальной жизни был суперменом, а вот к успеху стремился каждый, так что подобные герои успокаивали, давали надежду, наконец, просто развлекали, и, видимо поэтому, были особенно любимы. Легендарный герой Дикого Запада Дэви Крокет был не только метким охотником, но и неисправимым хвастуном. Главным его подвигом было спасение земли от замерзания, чего он добился тем, что смазал медвежьим салом колеса машины, выпускавшей солнце на небо. Он был знаменит и тем, что ловил енотов одной своей улыбкой (вот она, сила американской улыбки!), которые не выдерживали ее и сами слезали с деревьев. Однажды, он даже принял участие в выборах: «Выборы что простуда, считал Дэви. У каждого бывает простуда и каждый принимает участие в выборах». На речи своего оппонента он приводил крокодила, которому становилось скучно и он широко зевал, показывая огромные зубы. В результате такого нехитрого хода, оппонент удрал, а Дэви прошел в конгресс от своего штата. Любимым развлечением другого героя американских мифов были прыжки с высоты. Произнеся свой девиз — «В жизни нет ничего невозможного!», он целовал флаг и прыгал. Среди его подвигов было даже покорение Ниагарского водопада. В конце концов он прыгнул так глубоко, что выплыл с противоположной стороны земли у берегов Австралии, где научил прыгать кенгуру.
Персонажи современных американских фильмов напоминают нередко этих мифологических героев. Да есть подлинные «супермены» — большие и сильные, они не боятся трудностей и в одиночку противостоят всем врагам, чаще всего, спасая, ни больше, ни меньше как все человечество. Но есть и другие, такие как Индиана Джонс, нескладный и все время попадающий впросак, вызывающий смех своим видом и поступками или герои Брюса Уиллиса, столь любимые подростками всех континентов, часто пьяницы и неудачники, но все-таки спасающие мир от вечного зла.
Важнейшим фундаментом американского государства являются принципы равноправия. Равенство полное и всеобъемлющее, во всем: правах, обязанностях и возможностях, перед богом, государством и людьми, равенство всех, не зависимо от цвета кожи, национальности, пола, разреза глаз, интеллектуальных способностей и т.д. И это равенство не только провозглашается, но и свято соблюдается, за этим внимательно следит каждый член общества, это одна из главных его привилегий. Вместе с тем нет, наверное, ни одной другой страны, относящихся к так называемой западной цивилизации, где были бы столь распространены разного рода предрассудки. Не только широко известная дискриминация негров, только в 1960-е годя получивших право ездить в одном автобусе с белыми, или индейцев, так до конца всех прав и не получивших, но и гораздо более изощренные ее виды. Культ силы привел к отрицанию старости, быть старым согласно американской системе ценностей просто неприлично, масса сил и средств уходит на «омолаживание», с помощью хирургов, косметологов, фармацевтов. Еще хуже обстоит дело с фигурой, полный человек не считается полноценным, ведь он не смог похудеть, а значит у него недостаточно силы воли, он неудачник, или просто лентяй. Все идет в ход — лекарства, диеты, операции, но количество толстых и очень толстых людей от этого не уменьшается, только с каждым съеденным куском нарастает чувство вины. Характерны в этом плане названия американских пирожных — «Смерть от шоколада», «Шоколадное сумасшествие», «Дьявольский пирог».
Существование многочисленных предрассудков на фоне повсеместного равноправия и равенства привело по крайней мере к двум важным последствиям. Во-первых, все борются за права — женщины, дети, негры, индейцы, лесбиянки, толстые, худые, больные, здоровые, трудно найти категорию, которая не ощущала бы себя ущемленной. Если кто-то не может бороться сам, за него вступаются другие. В штате Колорадо долгое время разбиралось запутанное дело: взбесившаяся белка покусала в парке прохожих, ее поймали и посадили в клетку, после чего возникла неразрешимая дилемма: судить ее не могли, держать в клетке — значит нарушить ее права, а выпустить на волю — опасно, снова кого-нибудь покусает. Порой это искусство ради искусства, профессиональное призвание. Глава общества борьбы за права лесбиянок одного из известных университетов на вечеринке делилась воспоминаниями о своих молодых людях, вкусы ее явно были самыми традиционными.
Другим важнейшим следствием всеобщей борьбы за свои права стало явление так называемой «политической корректности» или, как иногда переводят это на русский язык, «общественной приемлемости». Особенно активно это движение стало развиваться с конца 1980-х годов и суть его заключается в стремлении избежать терминов и формулировок, оскорбляющих представителей какой-либо группы людей. Прежде всего, это коснулось расовых и этнических проблем: из английского языка было вычеркнуто и стало страшным ругательством слово «негр», сначала замененное словом «черный», а потом «афроамериканец». Слово «индеец» правда ругательством не стало, но было заменено на «коренной американец», а затем и на вовсе нелепое и потому не прижившееся «америндеец». В разряд неприличных слов попали и другие: «глухой» стал «с недостаточным слухом», «старый» — «старший гражданин», «бедный» — «человек, преодолевающий финансовые трудности» и т.д. Пострадали и некоторые классические произведения, созданные до эпохи политкорректности, так, из школьных программ был удален роман М. Твена «Гекельбери Фин», в котором слово «ниггер» употреблено множество раз.
Явление политкорректности широко и повсеместно распространилось в американском обществе. Теперь надо быть очень внимательным во время разговора, особенно публичного, промахов здесь не прощают, за некорректное слово можно не только потерять друзей, но и работу, и место в обществе. Можно даже попасть в тюрьму, «словесное принуждение» было недавно признано видом сексуального насилия, а легкомысленный разговор с секретаршей о ее внешнем виде или, не дай бог, ее формах, лишил многих начальников их теплых кресел. Правда, уже больше не шутят… Крайне трудно стало снимать в Америке художественные фильмы: на одного белого положительного героя должен непременно быть, по крайней мере, один черный, одна умная женщина (а что делать, если обывателю, который платит деньги за входной билет, по-прежнему нравятся красивые, белокурый дурочки?), желательно еще для цветовой гаммы не забыть хорошего «голубого», причем всем им нельзя ни пить, ни курить. А этот коктейль должен еще иметь коммерческую окупаемость.
Крайности политической корректности, порой, правда, высмеиваются самими американцами. Появились политически корректные сказки для детей, в которых Красная Шапочка, объединившись с Серым волком, избавляются от охотника, отстаивая права женщин и животных. Был составлен и особый юмористический словарь, согласно которому рекомендуется заменять, в частности, следующие популярные слова: «дурак — обладающий иной логикой, безграмотный — обученный по иной системе, наркомания — фармацевтическое предпочтение, воровство — нетрадиционный метод совершения покупок, жена — сексуальный работник без зарплаты, муж — легализованный насильник». Однако, порой трудно отличить, где кончается шутка, а где начинается правда, на всякий случай разговаривать лучше короткими фразами: пароль — отзыв.
Язык, та устойчивая нить, которая связывает американцев с европейским континентом. Может быть именно поэтому, стремясь, подобно подросткам, бросить вызов всему, что связывало с оставленной родиной, американцы очень рано занялись процессом словотворчества. Американский вариант английского языка появился очень давно. Так в 1816 г. была выпущена «Лексика, или собрание слов и фраз, которые считаются характерными для Соединенных Штатов Америки», автор которого считал, что язык Соединенных Штатов «настолько отошел от образцового английского, что наши ученые, не теряя времени, должны приложить все усилия, чтобы восстановить его чистоту и предотвратить будущее разложение». Изменения в языке шли, прежде всего, по пути упрощения и огрубления, в соответствии с идеалами демократии и с физически трудными условиями жизни переселенцев. В результате возник новый вариант старого языка, столь иногда отличный от оригинала, что сами американцы, порой, нуждаются в пояснениях. Сегодня наступила новая пора: американцы занялись очищением и возвышением своего английского. Интересно, что мысль о том, что это их собственный язык и ни чей больше подспудно живет в американских гражданах: на вопрос преподавателя-иностранца «Как называется по-английски аристократическая вечеринка?» студенты со смехом ответили «У нас нет аристократии, а значит нет и таких слов в языке».
Американцы удивительно законопослушны. Жесткое безоговорочное подчинение законам и правилам, прежде всего, результат исторического развития. Страна создавалась из ничего, старые европейские порядки отвергались, да и люди стекались сюда самые разные, не секрет, что среди них было много бежавших от закона, искавших укрытия в далекой стране , все это неизбежно приводило к беспорядкам и анархии, выжить и создать крепкое государство можно было только при условии строгого выполнения всех установок. Выпущенный в 1845 «Справочник переселенца в Орегон и Калифорнию» вот как описывал стихийное «законодательство» отряда из 150 человек: «Мы ринулись в неизведанные просторы, в дикие края «западного мира», охваченные бурной радостью, искрящимся весельем и ожиданием счастья. Сплотившие нас гармония чувств, единство целей и общность интересов не предвещали, казалось, ничего, кроме прочно установившегося порядка, гармонии и мира перед лицом испытаний, предстоящих в долгом и трудном пути. Но стоило лишь нескольким дням пути отдалить нас от родных мест, где царили порядок и безопасность, как «американский характер» проявил себя во всей красе. Все были преисполнены решимости командовать, но никак не подчиняться. И вот мы очутились в состоянии полного хаоса — без закона, без порядка и без выдержки! Одних охватила печаль, других — веселье. И пока отважные испытывали сомнения, робких била дрожь! В разгар этой сумятицы наш капитан предложил «встать на якорь», разбить лагерь и разработать кодекс правил для дальнейшего управления нашей компанией. Предложение получило мгновенную поддержку, ибо в роли законодателя предстояло выступить каждому».
Опубликованная в журнале в 1885 году карикатура изображает пополнение населения Америки следующим образом. Из далеких берегов (Европы) торчат три сточных трубы, на которых написано Германия, Россия, Италия. Из них течет бесконечный поток людей самого отвратительного вида, в нелепых одеждах, с сальными волосами и длинными бородами, с ножами и пистолетами за спиной и в карманах, с чемоданами динамита в руках. На берегу их встречает юная красавица — Свобода — которая держит на поводке двух страшных псов, на ошейнике одного написано «Закон», у другого «Порядок», они закрывают вход в прекрасный мраморный дворец, где внутри видны спокойно обедающие люди в белом. Так, в аллегорической форме изобразил карикатурист необходимость суровых мер, предпринимаемых для того, чтобы сохранить этот рай на земле от посягательств злодеев, пытающихся пролезть в него.
Наводнившие современный российский рынок детективные творения американского писателя Э.С. Гарднера свидетельствуют о том, что необходимость установления жесткой регламентации была не преодолена еще и в середине XX века. Герой романов адвокат Перри Мейсон, может вполне считаться типичным американцем, его популярность в стране была столь велика, что по выпущенным тиражам книги Гарднера соперничали с Шекспиром, с той разницей, что американцы Шекспира покупали, а Гарднера читали. Напористый, предприимчивый, не останавливающийся ни перед чем, не имеющий никаких авторитетов, никогда не забывающий про хорошие гонорары, берущийся даже за крайне сомнительные дела, если они обещают прибыль, Мейсон является своеобразным воплощением американских идеалов. Современного читателя не может не удивлять его отношения к закону — подтасовка фактов, сокрытие свидетелей, уничтожение вещественных доказательств, откровенная ложь в суде, все это естественные действия решительного адвоката, не вызывающие у него ни тени смущения. Главное — победить! И положить деньги в карман. Безусловно, жесткое законодательство в этих условиях было необходимо для наведения порядка.
Один известный американский журналист так описывает свой родной городок на севере Соединенных штатов: чистота, тишина, покой, люди не запирают двери домов и даже точно не знают, где у них хранятся ключи, машины перед магазинами стоят с не выключенными моторами, просто, рай безопасности. Как, почему, удивляется читатель. Все очень просто, объясняет журналист. Представьте, что кто-нибудь украл из машины магнитофон и пытается его продать: его просто никто не купит, «у меня уже есть один», ответит потенциальный покупатель и тут же сообщит об этом в полицию. «А полиция приедет и расстреляет преступника на месте». «Вот почему, — радостно заключает журналист, — в нашем городе нет преступности». Это, конечно, художественное преувеличение. Но действительно, американцы панически боятся своей полиции. Благовоспитанный пожилой профессор крупного американского университета, будучи остановлен на дороге полицейским, которого заинтересовало, почему он так медленно едет (!), был на грани обморока от страха, когда он подавал в окошко документы, руки его тряслись. Тот же профессор, большой любитель ловли рыбы, рассказал, что каждый рыболов должен помещать лицензию на спине, чтобы она была видна издалека, иначе «все может быть» (расстрел на месте?).
Доводы здравого смысла, житейская логика, все это не имеет смысла при столкновении с американскими законами и распорядками. Самый знаменитый здесь пример — оформление документов на проживание или работу в стране. Достаточно вспомнить популярный фильм «Зеленая карта». Трогательная история французского музыканта и американской любительницы природы, замешанная на культурном непонимании и конфликтах, проходит на фоне удивительного для обывателя не-американца государственного произвола. Одно только подозрение, а точнее донос бабушек-старушек, соседок героев, приводит к форменным допросам, которые устраивают государственные чиновники влюбленным. Сколько людей, должно быть, благополучно проживших в браке 20 лет, во время просмотра фильма, с ужасом пытались вспомнить, какая у супруга любимая зубная паста и какой размер носков у супруги. Удивителен и финал: герой все-таки забывает название дезодоранта и, обвиненный в фиктивном браке с целью получения американского гражданства, под конвоем выпроваживается из страны под слезы любимой. А вот пример из жизни — кубинский эмигрант несколько лет не мог получить вида на жительство, собранные им документы регулярно возвращались чиновниками как неполные. Проблема заключалась в том, что среди бумаг должны быть отпечатки всех пальцев обеих рук, а у незадачливого потенциального американца были ампутированы два пальца, что автоматически делало его документы недействительными.
Еще одна жизненная ситуация, понятная и близкая россиянам, и удивляющая своей абсурдностью, покупка алкоголя. В большинстве штатов покупать алкогольные напитки можно только по достижении 21 года. Даже не принимая во внимание завышенную возрастную планку, надо отметить, что каждый продавец имеет право спросить удостоверение личности у любого покупателя и, что интересно, очень часто его спрашивает. Все это понятно, и даже правильно, если речь идет о молодежи. Но как себя чувствует сорокалетний человек, предъявивший университетский пропуск, в котором указано, что он профессор, фотографии вполне взрослых детей, и множество других бумаг, не одна из которых, к его несчастью, не содержит даты его рождения. Трудно предположить, что он все это фальсифицировал, чтобы обмануть продавца в магазине. Но ни при каких обстоятельствах, даже вызвав в гневе администратора, в этом случае он не сможет купить бутылку вина: закон есть закон, нет документа, нет бутылки. Страх нарушить закон столь велик, что даже находясь вдали от родины, американцы боятся отступить от правил. В замке «Отард» во Франции группа студентов американского университета смотрела с ужасом на предложенные им для дегустации коктейли, в состав которых входил местный коньяк, они переглядывались, пожимали плечами, морщились и так и не решились попробовать.
Ирония и шутки с властями неуместны. Один американский журналист рассказал о случае в аэропорту, когда он, утомленный длительным перелетом через океан, на вопрос-допрос таможенника «Овощи? Фрукты?» (в Америку нельзя ввозить необработанные продукты из других стран) пошутил: «Да, двести грамм апельсинов и полкило огурцов, пожалуйста», за что чуть не оказался за решеткой.
Надо отдать должное американской полиции: она на редкость эффективна и оперативна. Если у вас есть только небольшое подозрение о каком-либо нарушении порядка, и вы сообщите о нем, можно быть уверенным, что через одну минуту полицейская машина будет у вашего дома, как будто она специально стоит за углом и ждет. При этом можно не волноваться, что вас отчитают за ложный вызов, если трупа нет, никого не убили и страхи оказались напрасными.
С законопослушностью связано и такое типичное явление для американской жизни как передача информации властям, в русском варианте именуемая грубо «стукачество». Сосед сообщает в полицию о громкой музыке в доме у соседа, автомобилист — о замеченном им превышении скорости на дороге. Известен случай, когда пьяный водитель глубокой ночью проехал на пустынной улице на красный свет, так на местную полицию обрушился шквал звонков. Это не доносительство в нашем понимании, это поддержание «закона и порядка» в стране. Долгие годы внушения — «если не ты, то кто же», привели к тому, что каждый американец искренне верит в то, что в его руках спокойствие государства. Проявляется это в самых разных областях. Неожиданный пример, с которым сейчас нередко сталкиваются наши молодые люди, обучающиеся в Соединенных штатах, связан с системой образования. Списывание и плагиат считаются самыми страшными преступлениями в американском университете. Студента, которого поймали на списывании, безоговорочно исключают из университета. Американские преподаватели, работающие в Москве, не могут понять либерализма своих российских коллег по этому вопросу, особенно возмущает их тот факт, что студенты, как правило, «покрывают» своих товарищей и не сообщают о замеченном проступке. Объяснить им, что в России преобладает устная система контроля и списанная работа ничего не изменит в общей картине, что наши студенты за годы учебы бок о бок образуют коллектив друзей, что слово «донос» в русском языке имеет очень негативное значение и вызывает неприятные ассоциации, бесполезно. По их логике, имеет место нарушение университетского распорядка, значит, все как один должны бороться с ним.
Для американца очень важна его работа. Она занимает большое место в его жизни, ибо только так он может достичь успеха, признания и материального благополучия. В Америке даже родился специальные термин «работаголик» (по образцу «алкоголика») — человек, который не может престать работать, который думает об этом всегда и везде. Следствием столь серьезного отношения к делу стало печально знаменитое неумение американцев отдыхать, расслабляться и получать удовольствие от жизни. Марк Твен считал, что «именно в умении отдыхать — главная прелесть Европы. В Америке мы торопимся — это неплохо; но покончив с дневными трудами, мы продолжаем думать о прибылях и убытках, мы даже в постели не забываем о делах и, ворочаясь с боку на бок, с беспокойством думаем о них, вместо того, чтобы подкрепить сном усталый мозг и измученное тело ... Я очень завидую тому, как умеют отдыхать европейцы. Покончив с дневными трудами, они забывают о них. Они всегда спокойны, аккуратны, веселы, бодры и умеют ценить жизнь и ее многочисленные блага».
Современный американец обращается к психоаналитику, принимает антидепрессанты, но это мало помогает. Ему неведомы многие плотские и духовные радости Старого Света. Общение не приносит заметного удовольствия — знакомых много, а друзей нет. Многие отмечают приветливость и радушие американцев. Действительно, если вы приехали на новое место, можете быть уверенными, что совершенно незнакомые люди, узнав о том, что вам нужна мебель или детские вещи, принесут вам на двор множество вещей от старого кресла-качалки до яйцерезки. Оказать помощь соседу — дело чести, каждый мог бы быть на его месте, дух взаимовыручки силен у нации переселенцев. С другой стороны, на этом общение и заканчивается. Каждый, с кем вы познакомитесь, непременно скажет «Надо обязательно как-нибудь встретиться и посидеть», но это такая же формула вежливости как «Как дела?», за ней ничего не стоит. Общение является частью социальной жизни американца, чем-то обязательным как работа, поход за покупками, но только приносит меньше удовольствия. Поэтому и дружеские «вечеринки» в Америке напоминают, скорее, деловые мероприятия. Все собираются точно в назначенное время, ходят с одним на весь вечер бокалом по комнатам, обмениваясь ничего не значащими репликами, и уходят как раз в тот момент, когда в общении начинает чуть-чуть теплиться задушевность, так как время ухода гостей тоже оговаривается в приглашении и всегда свято соблюдается.
Еда, являющаяся для многих европейских народов источником удовольствия, поклонения и отдыха, для американца представляет только ненужное неудобство. Во-первых, она отвлекает от работы, поэтому в Америке получила огромное распространение система «перекусов», когда пища принимается без отрыва от производства: в офисе, у станка, во время занятий. Два советских сатирика И. Ильф и А. Петров, посетившие Америку в 1930-е годы, писали что американцы «не едят, а заправляются едой, как мотор бензином». Преподаватели-иностранцы, работающие в американских университетах, по началу крайне шокируются тем, что их студенты постоянно едят во время занятий, причем не конфету или печенье, а полноценные бутерброды, пиццы и жаренную картошку. Во-вторых, на еду уходит много денег, поэтому страну заполонили дешевые, и естественно, далекие от вкусных и натуральных, продукты, а также прижилась система «собачкиных пакетиков», когда каждый может забрать из ресторана с собой недоеденную еду и доесть ее на другой день. Наконец, культ молодости и худобы привел к тому, что для большинства жителей Соединенных штатов каждый прием пищи сопровождается чувством вины за каждый лишний съеденный калорий, что, принимая во внимание вышесказанное, не удивительно. Где уж тут говорить об отдыхе и удовольствии!
Единственное удовольствие, которое признают американцы, это комфорт. Стремление к комфорту и удобству привело к интересным результатам: первопроходцы и покорители мустангов стали превращаться в изнеженных детей цивилизации и прогресса, для которых самое главное, чтобы все было привычно и просто, чтобы не надо было напрягаться ни физически, ни интеллектуально. Большинство товаров в Америке имеют телефон 24-часовой «горячей линии», так что в любое время дня и ночи можно быть уверенным, что вам помогут и дадут объяснения, как пользоваться шампунем, мылом, зубной ниткой, лаком для ногтей и т.д. Максимальное количество полезной информации содержится и на упаковке: на пакетике арахиса — «Перед употреблением удалите скорлупу», на бутылке с отбеливателем — «не использовать как тару для напитков». Крутящееся кресло имеет инструкцию из 6 (!) пунктов, детально расписывающих порядок посадки в кресло. И судя по всему это не лишние предосторожности: известен случай, когда одна дама решила посушить свою любимую кошку в микроволновой печке, что, естественно, закончилось для кошки печально, а для дамы не так и грустно: она отсудила у компании круглую сумму под тем предлогом, что в инструкции не было указано, что в печи нельзя сушить кошек. Подчас реалии чужого мира звучат как анекдоты.
Американский путешественник, а американцы любят путешествовать, нуждается в еще большей опеке. С одной стороны, все должно быть самым удивительным и интересным, так чтобы потраченные деньги были оправданы. Еще Марк Твен иронизировал по этому поводу: : «До сих пор мы встречали заграничных людей и заграничного вида предметы, но всегда вперемешку с предметами и людьми, которые были нам известны и прежде, и поэтому новизна обстановки во многом утрачивала свою прелесть. Мы жаждали чего-то вполне и совершенно заграничного — заграничного сверху донизу, заграничного от центра до окружности, заграничного внутри, снаружи и вокруг, чтобы ничто не разбавляло этой заграничности, ничто не напоминало о знакомых нам народах или странах земного шара».
С другой стороны, все должно соответствовать американскому уровню и стандарту жизни. Находясь в Италии или Франции, гастрономических центрах Европы, американец все равно будет получать удовольствие только от привычного гамбургера. Очень славный американский профессор-политолог в задушевной беседе рассказывал о своей жизни в Китае, самым запоминающимся эпизодом его там пребывания были регулярные поездки на велосипеде на огромное расстояние, так как он нашел, здесь он хитро улыбался, «один магазин, где продавали кока-колу». Отсутствие же привычных компонентов лишает американца способности радоваться жизни: американская туристка, приехавшая на два дня в Петербург, может устроить настоящую, и искреннюю, истерику, оттого что ей продали «Фанту» безо льда и заставить весь автобус потратить два часа на его поиски.
Ну и наконец, путешественник должен быть заранее готов ко всем трудностям заграничного путешествия (иначе он вполне может начать судиться с туристической фирмой). Случайно подслушанный однажды инструктаж на берегу прекрасного итальянского озера Комо звучал следующим образом: «Вот эта денежка — тысяча лир, она только звучит такой большой, на самом деле это мало. Когда будете расплачиваться в магазине внимательно считайте нолики, чтобы не ошибиться и не дать большую бумажку. Продавец, конечно, будет стараться вас обмануть, так что будьте внимательны и помните, что тысяча лир только звучит много, на самом деле это мало» и так далее в том же духе до бесконечности. Американские путеводители полны заботливых рекомендаций: «На паспортном контроле протягивайте паспорт твердо, не теребите его», «еду, слишком жидкую, чтобы есть вилкой, едят ложкой… Суповая ложка немного больше десертной и кофейной». А вот как, согласно культурологическому справочнику, выглядит рекомендация иностранным гостам Соединенных Штатов: «Иностранцам бывает трудно разобраться как себя вести в различных ситуациях. Например, если ваш бос пришел к вам в кабинет и положил ноги на ваш стол, это говорит о его к вам расположении, но отнюдь не означает, что вы можете сделать то же самое в его кабинете». Вот такая сложная система отношений!
Простота и наивность, над которыми иронизировал еще Марк Твен, действительно отличают жителей Соединенных штатов. Им свойственно детское восприятие мира, в котором есть только черное и белое, добро и зло, правда и ложь, и нет полутонов, причем истинными всегда являются американские ценности. Американские студенты не могут понять русскую сказку «Морозко»: за что награждается девочка, обманувшая дедушку Мороза? Самым отрицательным героем «Анны Карениной» для них является Стива Облонский — он обманывает жену, тратит деньги, много есть и думает все время об удовольствиях, а самым положительным — Каренин, хороший семьянин, отличный работник, сама же коллизия представляется искусственной: муж согласен на развод, любовник согласен на брак — из-за чего под поезд бросаться.
Наивность американцев особенно заметна при их столкновении с иностранцами. Они так искренне верят в непогрешимость и правильность своей системы, что не в состоянии почувствовать неправду, даже при всей их коммерческой хватке. Серьезный пожилой бизнесмен со слезами на глазах рассказывал о бедном художнике из России, который перешел в новую веру, так как войдя в их церковь «почувствовал какое-то жжение в груди, как будто там вспыхнуло пламя». Тот факт, что этот переход означал еще и вид на жительство, и материальную помощь, и даже крышу над головой, никак не связывается с моментом просветления, это слишком цинично, чтобы представить такое. Кстати, американцы по своему религиозны, но это непонятная нам религиозность, очень практичная, очень политизированная, очень внешняя. Походы в церковь скорее похожи на общественные собрания, да и сами церкви скорее напоминают клубы — голые стены, современная архитектура, яркий свет, микрофоны и сцена. Они религиозны, но не набожны, это слово невозможно применить к американцам.
«Америка, прекрасная!», называют свою страну американцы. И она действительно прекрасна. Удивительны ее бескрайние просторы, на которых уместился целый учебник географии от жарких пустынь до вечных снегов. Достойны восхищения ее люди, свершившие удивительный исторический эксперимент и создавшие новое мощное государство из ничего. Как бы ни относились критически к характеру американцев сторонние наблюдатели их жизни, большинство посетивших эту страну согласятся, что это место, где чувствуешь себя легко — удобная жизнь, безграничный комфорт, терпимое отношение к вашим ошибкам в языке и сильному акценту, искреннее стремление помочь ближнему, пусть даже в представлении американца единственный путь к спасению — это стать американцем; все это по-прежнему делает Соединенные штаты Америки местом, куда в поисках счастья продолжают стекаться многочисленные толпы иммигрантов, мечтающие стать «настоящими» американцами.
Русский
English
