Эйзенштадт С. Н. Конвергенция современных обществ; предпосылки и границы. На примере Японии
В статье профессора Еврейского университета (г. Иерусалим) С. Н. Эйзенштадта дается сравнительный анализ политических процессов модернизации в Японии и странах Запада с целью выявления конвергенционых тенденций в их развитии и определения роли «цивилизационного» (культурного) фактора в своеобразии избираемых разными обществами политических ориентаций. Великие революции нового времени характеризовались в сфере идеологии интенсификацией, видоизменением и синтезом различных существовавших разрозненно и изолированно до этого времени идей. Главной из них стала идеология социального протеста, находившая часто выражение в форме стремления к утопической эмансипации во имя символических добродетелей Равенства, Прогресса и Свободы или желания установления лучшего социального порядка. К этому следует добавить и сильную универсалистскую идею рождения нового человека, открывающего новую эру. В организационном плане революции нового времени характеризуются соединением за рамками узких групп различных сил социальных движений и политического конфликта, борьбой за центральную власть, ростом религиозного и интеллектуального инакомыслия. В революциях нового времени отмеченные выше символические и организационные комбинации проявились с наибольшей четкостью и полнотой. В то же время можно отметить, что существуют серьезные различия, определяемые взаимодействием разнообразных культурных и институционных факторов.
Характерными признаками революций нового времени стали ниспровержение существовавших до них политических режимов, замена основных политических принципов и символов легитимности власти, резкий разрыв с прошлым, смена правящих элит, сопровождавшиеся серьезной перестройкой во всех общественных институтах, особенно в области экономических и социальных отношений.
В объяснении причин этих революций есть две точки зрения: структурная и историческая. Среди структурных причин революций называют конфликт между элитами, включающий и классовую борьбу связанных с ними сил, рост социальной мобильности, политическое оформление новых групп и ослабление власти государства, часто под нажимом извне. Историческая интерпретация видит причину в «прорыве общества на новую, отличную от «традиционной», «современную» стадию развития. Несомненно, революции нового времени были следствием исторических причин, однако отмеченные ранее конфликты нельзя проследить в каждой из них, например, в революции Мэйдзи (1867–1868). В чем же причина этого явления? Дело в том, что в отличие от первых современных революций, произошедших в Европе и отразивших в себе картину империалистических обществ феодального типа децентрализованной Европы, последующие, революции имели место в централизованных обществах, но подобного рода революций не было в патримониальных обществах. Западные имперо-феодальные общества несли в себе следы влияния культурного и институционального влияния нескольких цивилизаций, на базе которых они сложились. Поэтому в их структурах ощущалось сильное взаимодействие центра как символа и периферии, различных культурных и религиозных общностей, борьба относительно автономных (культурных, интеллектуальных и религиозных) элит друг с другом и с политическими элитами. Этим элитам принадлежала ведущая роль в развитии инакомыслия, в формировании сильных утопических, универсалистских и милленаристких тенденций в идеологии, нашедших свое выражение и в институтах этих обществ. В таком историческом контексте естественно возникло соперничество разных элит, борьба классов и мысль о конвергенции на основе утопической универсалистской идеологии. Там, где нет необходимости в такого рода культурной или цивилизационной конвергенции, переход к современности приобретает отличные от западных нереволюционные формы. Примером такого перехода служит революция Мэйдзи (1867–1868). По своим причинам и структурным последствиям — урбанизации, индустриализации, централизации власти, смене правящих классов — она очень похожа на другие революции нового времени. Однако символика ее была совсем иной. Хотя обычно слова «Мэйдзи исин» переводят как «реставрация Мэйдзи», Эйзенштадт полагает, что точнее их следует переводить как «обновление Мэйдзи», поскольку в ходе этой революции упор был сделан не на реставрации, а на преемственности и на обновлении традиции. Новые руководители страны для контроля за массами и придания легитимности своему режиму привлекли не универсалистские и мессианистские идеи, а идеи реконструкции особой японской общности и утверждения культа императора. В процессе революции Мэйдзи не выявилось стремлений к религиозной или интеллектуальной автономии и инакомыслию. В этих особенностях революции нашла свое выражение онтологическая база японского общества и культуры. Характерные особенности ее можно проследить как в институциональных, так и в идеологических аспектах жизни Японии, предшествующей революции эпохи Токугава (1603–1867). От тоталитарных режимов средневекового Запада ее отличало в институциональной сфере отсутствие больших различий между государственными и частными структурами, поэтому при упразднении феодальной системы в эпоху Мэйдзи можно было ограничиться лишь наложением на сложившиеся системы местной власти феодальных князей «даймё» власти центра. В феодальной Японии не существовало строгих договорных правил, регулирующих отношения сеньора и вассала, сословные организации и представительства не обладали подлинной автономией, вся система была более, чем западная, централизованной. Хотя по числу крестьянских восстаний Япония не уступала западным странам и Китаю, по своему характеру они отличались отсутствием у восставших утопических требований и сознанием тесной («классовой») связи с интеллектуальными элитами. Социальная иерархия строилась не столько на горизонтальных принципах размежевания, сколько на вертикальной стратификации. При большом структурном сходстве с западноевропейскими социальные институты Японии отличались от них менее ярко выраженной и обозначенной дифференцированностью, они не представляли собой особых автономных ассоциаций, имевших свой юридический или административный статут, более часто это были различные по своим типам неформальные группировки, определявшиеся в рамках «естественных» терминов. Следствием такого способа слабого разграничения институциональных доменов были и нечетко выраженные территориальные различия. В религиозной и идеологической сферах это проявилось в том, что адаптация буддизма и конфуцианства происходила в Японии не на уровне локальной или периферийной «малой традиции», а на уровне включения их в «большую традицию». Принцип структурной и ценностной целостности базировался на фундаментальных представлениях японского народа о человеке, обществе и природе, закрепленных и развитых всем складом общественной жизни. Он стал ведущим и в тех методах, которые традиционно использовались в японском обществе для разрешения споров и конфликтов. Успехи японской элиты в насаждении идеи социальной гармонии и ее искусство в достижении этой цели во время и после революции Мэйдзи основываются на цивилизационном факторе, определившим как характер базовых представлений японского общества, так и критерии легитимности элит, границы и правила их властных полномочий, стиль поведения и уровень требований подчиненных. Только в тех случаях, когда японская элита действовала согласно этим правилам и внимательно относилась к требованиям других групп общества, а эти группы соблюдали культурно обусловленные правила ритуального обмена, позволяющие поддерживать гармонию и консенсус, удавалось при решении проблем избегнуть конфликта.
В эволюционном развитии различных современных обществ отмечена сильная тенденция к конвергенции во многих институциональных аспектах их. Это порождает общие проблемы, однако принимаемые в разных обществах методы решения их отражают глубокие различия между цивилизациями и их основными, ценностями, представлениями и традициями, постоянно возобновляющимися на новом уровне в процессе развития общества. Различия в символической и институциональной трактовке общих для современных обществ проблем объясняются цивилизованным фактором. В процессе исторических изменений в оформлении нового символического и институционального выражения происходящих в обществе перемен важная роль принадлежит старым и новым элитам. В Японии во время революции Мэйдзи между ними не обнаружилось большого разрыва и расхождений: новая элита проявила склонность к поддержанию традиции, старая — к изменению положения в обществе. Различные реакции на общественные перемены определяются в взаимодействием национального общества и связанных с ним современных международных систем. Это взаимодействие оставляет большую свободу для выбора в области институциональных и символических форм, однако при всех исторических обстоятельствах эта свобода была ограничена не только культурными возможностями или международной ситуацией, но и предлагаемыми обстоятельствами.
М. Н. Корнилов
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Eisenstadt S. N. La convergence des societies modernes, premises et limites: L'exemple jar // Diogene. P. 1989. N 147. Р. 130–152.
Русский
English
